Artist Statement
Интервью с Павлом Кир, проведённое Сандро Боттичелли в июне 2024 года:
Сандро Боттичелли: Когда ты начал рисовать?
Павел Кир: Не помню
СБ: Зачем?
ПК: Не могу ответить
СБ: О чем твои работы?
ПК: О моих работах.
СБ: Спрошу по другому. Ты представляешь 4 серии своих работ: Темные, Пандемания, La Mujer и The Places. По какому принципу твои работы собраны в четыре группы? Как они образуют серии? Почему ты так сделал?
ПК: Ну, во-первых, я сделал это для того, чтобы облегчить участь смотрящего, в этом распределении на четыре части есть подсказки, говорящие о том, что для художника важно или было важно. Какую игру с миром и собой ведёт его подсознание, куда, в конце концов, оно художника пытается унести. В прочем в последнем я не вполне уверен.
Темные мне самому говорят о том, что в нас есть Темное и оно с нами в контакте. От этого можно пытаться спрятаться, можно ему открыться. Но мораль там искать не стоит. Ее там нет.
Пандемания — это про то, что я недавно пережил. Это про то, как не сойти с ума, когда для этого есть все предпосылки.
La Mujer — важная часть картины мира человечества вообще и меня в частности. Меня это очень занимает. Давно.
The Places — не могу сам понять о чем. Может быть, о Красоте этого мира. О потерянной и найденной вновь. А может быть об Иммануиле Канте, который, как говорят, никогда не уезжал из родного Калининграда, но понял больше прочих. В любом случае это мои поиски Красоты не внутри себя.
СБ: Не все понятно.
ПК: Мне тоже.
СБ: Что тебя вдохновляет?
ПК: Живое и мёртвое. Желание что-то противопоставить This Bloody World.
СБ: Что бы ты хотел заявить о себе?
ПК: Любовь стоит того.
СБ: Можешь рассказать о тех художниках, что вдохновили тебя на творчество?
ПК: Могу только догадываться.
Климт, его болезнь, орнаментализм, сецессионизм в целом;
Чубаров с его отношением к людям вообще и художникам в частности;
Инаковоагент Пелевин… в том числе потому что не показывается;
Невинноубиенный кровавым режимом Хармс, потому что добавил света в закоулки моего подсознания, доформировал язык, на котором я думаю, его юношеский дневник, где он мучается от того, что его возлюбленная не вполне уважительно относится к его члену;
Соррентино смутил меня;
Андрюша Михайленко, его юношеские коллажи не выходят у меня из памяти;
Параджанов — все сразу. Великий Герой почти не замеченный своим временем и народом, невероятный непоколебимый дух, его бесстрашный стеб над пигмеями духа, что его окружали и пытали, его серия работ на пробках от кефира на библейские сюжеты, сделанная в заключении;
Уорхол, очень смешной, тем, что не похож на меня, но живет во мне;
Пригов, как продолжил Хармса, как в контексте очереди и коммуналки, добавил остроты и чувствительности моему языку и глазу;
Бердслей своей линией, также, как и Дюрер.
С ума сойдёшь перечислять. Живут во мне. И творят.
СБ: Почему ты хочешь о себе заявить миру?
ПК: Не хочу, просто не могу больше это в себе удержать, пусть живет не во мне.
СБ: Мне хочешь что-то сказать?
ПК: Хочу. Весна твоя опередила время лет на 500. Прости, но потом ушла в плоскость, пошлость и даже комиксы. А ещё Спасибо, что интересуешься.
